Ее мучило чувство голода. Мимо прошла женщина с полным подносом пшеничных булок, накрытым ветхой тряпицей. Желудок Шарины отозвался мучительным спазмом на запах свежей сдобы.

Городские улицы изгибались. Похоже, они были проложены на месте троп, по которым овец перегоняли на рынок. Или же по следам людей, которые так же мало заботились о прямых дорогах, как беспечные овцы. Широкий проспект, которым шла Шарина, разветвлялся на две улочки – столь узкие, что две соседки, стоящие на противоположных балконах, вполне могли бы пожать друг другу руку. Девушка свернула налево.

В лавках на первом этаже торговали гончарными изделиями. Надо сказать, не слишком высокого качества. Во всяком случае им было далеко до глазурованного фаянса, который изготавливали в небольшом местечке Дашене, на полпути из Барки в Каркозу. Здешняя посуда отличалась грубыми формами, а неумелая роспись добавляла цвета, но не изящества коричневым уродцам.

Шарина шла по улице, ловя на себе взгляды лавочников. Ничего удивительного: ростом она превосходила не только местных женщин, но и большинство мужчин. К тому же длинные светлые волосы выгодно отличали ее от кучерявых темноволосых горожан.

Девушка привыкла к этому еще в родной Барке. Там, дома, она на протяжении восемнадцати лет ходила белой вороной среди односельчан. Ну ничего, по крайней мере, никто здесь не кричит и не тычет в нее пальцами. К тому же Шарина вполне освоилась с местным диалектом и очень рассчитывала, что сможет удовлетворительно пообщаться с покупателем ее товара.

Скоро она дошла до перекрестка, откуда расходились три улицы, а на четвертую, пошире, требовалось спуститься по ступенькам. На углу развернул свою палатку врачеватель. На прилавке перед ним был расставлен его многочисленный инструментарий: глиняные кувшинчики и набор хирургических приспособлений. Лезвия железные, но позолоченная и посеребренная гравировка на медных ручках призвана была своим блеском укрепить веру в респектабельность владельца.

За спиной доктора на стене палатки Шарина разглядела диковинное существо. Формой тела и клешней оно напоминало скорпиона, но было шести футов в длину, к тому же имело странно приплюснутые конечности. Скорее еще одна попытка привлечь клиентов, решила девушка. Трудно себе представить, как подобное чудище могло использоваться в медицинском деле. Во всяком случае, не собираясь связываться с данным доктором, она от души надеялась, что это просто балаганный трюк.

Врачеватель как раз закончил взвешивать кусочек меди, полученный в качестве вознаграждения за помощь, которую он оказал больному фрамбезией. В воздухе еще стоял запах мази, которую он наложил на гнойные язвы. Вытерши шпатель клоком соломы, доктор швырнул ее на мостовую прямо под ноги подходившей Шарины.

– Чем могу помочь прекрасной госпоже? – вкрадчиво спросил он. Слегка прищурившись, добавил: – Если это касается чего-то личного…

– Я просто хотела спросить. – Девушка поспешно прервала словоизлияния лекаря, которые грозили принять не слишком приятный характер. – Не подскажете, как найти мастерскую ювелира?

– О, – протянул мужчина, вновь усаживаясь на свой табурет. – Могу я спросить, откуда родом прекрасная госпожа?

У Шарины тотчас появилось желание развернуться и уйти, но в данных обстоятельствах это могло насторожить лекаря. Она не знала, куда ее закинуло и, главное, в какое время. Хотя железные инструменты вселяли некоторую надежду.

– Я с Орнифола, – ответила Шарина, не вдаваясь в подробности. Действительно, ее настоящий отец, чью внешность унаследовала девушка, принадлежал к орнифольской знати. Повернувшись, чтобы уйти, она бросила через плечо: – Полагаю, у вас отбоя не будет от клиентов… при такой-то учтивости.

– Прошу прощения, госпожа, – встрепенулся мужчина. Если пройдете Фашинным переулком до площади, то слева от себя увидите улицу ювелиров.

– Благодарю вас, – бросила Шарина с улыбкой, хотя скулы у нее свело от напряжения. Она и не подозревала, насколько напряжена, пока не столкнулась с этим невинным интересом к своей внешности. Ну и, конечно, чувство голода никуда не девалось.

Девушка двинулась вниз по улице.

– Надеюсь, удача в делах улыбнется вам, прекрасная госпожа с Орнифола, – услышала она за своей спиной голос лекаря.

В центре площади располагался колодец с низким срубом и поилкой для скота. Выше, там, где три улицы вливались в площадь, расположились жонглеры.

Один мужчина пел и играл на монохорде, ему вторил тоненьким дискантом ребенок лет шести. О чем они пели, Шарине так и не удалось установить: то ли слова у песни были неразборчивы, то ли исполнители больше налегали на мелодию, чем на текст песни. Напротив мужчина жонглировал ножами, время от времени ловя один из них зубами.

Свернув налево, девушка натолкнулась на танцующую птицу. Достойный экземпляр – ростом не ниже взрослого человека. Перед ней на мостовой была расстелена рогожка, на которой валялось несколько брошенных зрителями металлических треугольничков толщиной в палец.

Шарина огляделась в поисках хозяина птицы. Поблизости находился только один лысеющий парень в кожаном переднике поверх туники. Он опустил руку в поясной кошель, нащупал там деньги, но платить ничего не стал. Просто повернулся и быстро ушел.

У птицы не имелось хозяина, она была сама по себе.

Это настолько удивило девушку, что она остановилась посмотреть, невзирая на настойчивые жалобы своего желудка. Птица-танцор двигалась с той же грацией, что и чайка над береговой линией. Вместо крыльев у существа (его как-то даже не хотелось называть птицей) были руки, хотя короткие нижние конечности сгибались все же на манер птичьих, а не как у человека или, скажем, у собаки. Тело существа покрывал легкий пух – как у птенца, но не желтого, а обычного серого цвета. Поверх красовалась упряжь из грубых волокон, сплетенных в затейливое макраме.

Голова существа, пожалуй, казалась меньше, чем полагалось бы человеку такого роста. На этом основании Шарина отвергла предположение, что это просто переодетый человек. К тому же вряд ли кто-нибудь сумел бы исполнить такой танец. Танцор то и дело высоко подпрыгивал в воздух, взмахивая одной лапой с тупыми когтями, в то время как другая оставалась на земле.

Девушка неохотно покинула площадь и свернула в Фашинный переулок. Птица не обратила на нее ни малейшего внимания. Она продолжала свой танец: серия коротких шажков и очередной вертикальный взбрык.

По левой стороне узкой улочки располагались в ряд пять палаток золотых дел мастеров. Тылом своим они примыкали к каменной стене здания, в котором Шарина, судя по фронтону над крышей, распознала храм.

Спереди палатки были открыты, безопасность обеспечивалась здоровенными охранниками с мечами или алебардами. Сами ювелиры сидели на своих сундуках, от костяных табуретов для клиентов их отделял неширокий прилавок. В каждой из палаток – в ее передней части – располагались крошечные алтари.

Одна из них отгораживалась невысоким занавесом – очевидно, для сделок с залогом. Перед каждым прилавком рядом с охранником поджидала своя девушка-прислуга, она то размахивала руками, то застывала с безразличным видом.

Шарина огляделась в поисках свободного мастера. Трое из них встретили ее взгляд с профессионально-каменным выражением лица, четвертый вопросительно поднял брови. Его охранник был одет весьма опрятно, хоть и не так пышно, как соседи. Алтарь же представлял собой скромное изображение Пастыря на стене. Заметив интерес хозяина, телохранитель вежливо кивнул девушке, но взгляд его посуровел при виде пьюльского ножа, вырисовывавшегося под просторным плащом. Проводив Шарину к прилавку, он не задернул за ней занавеску, а тоже вошел и встал рядом с подозрительной посетительницей.

Ювелир поднялся со своего места и бросил вопросительный взгляд на охранника.

– Ваш человек обеспокоен ножом, который я ношу с собой, – сочла нужным пояснить девушка. – Если вас это тоже смущает, господин, то я обращусь к другому мастеру.